Девушка, пройдемте ко мне в апартаменты, я вам покажу дивный закат из моего окна

Села пить кофий и думать. И как-то незаметно стала беседовать с единственно умным человеком, сама с собой.

— … А что, Софа… тебе через два дня 52 года, конечно, это еще не ох, но уже и не ах. И никуда не деть то, чего ты не хочешь замечать, там обвисло, тут выпятилось, а вот там заморщинилось. Нужно смириться с тем, что ты уже переходишь в стадию бабушки.

— А может взять кредит, тыщ пицот. И к доктору: отрезать, пришить, вставить, — сказала я сама себе.

— Ага, и не думай! После этава, ты будешь похожа на гибрид Леоньтева с Алентовой, и кредит, опять же, чем платить, кто тебя, такую красотку, на работу возьмет? — последовал ответ от меня же.

Да, думаю, надо смиряться, надо как-то… блин, и масло я вчера забыла купить, вот уже и склероз, ну че там, ладно, смиряюсь, старею.

Напяливай, Софа, штаники на свой округлившийся тухес и чеши в магаз.

Одеваясь, я все так же смирялась, трусы, блин, усадку дают после каждой стирки, лифчики… тоже предатели. Одни штанишки не подсели, но я их и купила неделю назад, не стирала еще, кто их знает, мож, тоже не налезут потом, гады, все гады и предатели.

И вот я, почти уверовавшая в неизбежность старения, в невозможность вечной молодости, иду с маслом из магазина. Медленно, не следя за осанкой, не втягивая то, что норовит навалиться на пояс штанов… и вижу на лавке Колю.

Ну, блин, щас начнется.

Коля, мужик под два метра, лет 60-ти, живет дверь в дверь со мной столько, сколько я живу в этом доме, лет 20.

И все 20 лет, увидев меня, он говорит примерно так.

— Девушка, пройдемте ко мне в апартаменты, я вам покажу дивный закат из моего окна.

Или:

— Пойдем, Софа, ко мне, посмотрим какой вид из моих окон.

А че там я не видела, наши окна выходят на одну сторону, на траву.

И скорее всего, он не меня одну звал, и кто-то даже соглашался, ибо Томка, его жена, частенько лупила его.

Из окон доносился сначала скандал, называлось имя, Дашка, Ольга и тд, потом удар, и громовой голос Николая:

— Убилааа, сууукааа, уничтожила меняяя. Ну, Томка, держись.

Томка видимо хорошо держала удар, потому что я ни разу не видела ее с синяками. А Колю с драным лицом видела.

Вот и сегодня Коля не изменил себе.

— О, Софка, че-то ты грустная, пойдем ко мне, я покажу тебе стереосистему.

Блин! Я была возмущена. Какие системы? Я тут смиряюсь, а он мне…

— Николай, довольно подло с вашей стороны предлагать мне такие вольности, улещать меня, у вас, Николай, уже внуки девок водят рассветы встречать, я девушка пожилая, и нога вон у меня плохо идет, я с вами, Николай, могу в этом возрасте тока в церковь ходить, да и то, если вы меня на гору втащите. (Церковь у нас на горке стоит.)

Но осечь Николая не так то просто.

Поднявшись с лавки, хрустнув всем своим позвоночником, престарелый ловелас сказал:

— Дак эт мы завсегда.

И не успела я опомниться, как он, держа одной лапищей меня за руку, второй за ягодицу, уже вел мое тело по ступеням к подъездной двери.

Ну не подлец?

Его раньше ваще нельзя было близко подпускать, ибо чуть замешкаешься, можно обнаружить его руки в самых неожиданных местах. Со своим склерозом я как-то подзабыла об этом.

Мне бы осадить наглеца, сказать ему, мол, хам! Прекратите лапать, иначе Томке расскажу, и даже может, надо было ударить по лысеющей голове.

Но… смех не дал мне это сделать.

Все, что я могла сказать зардевшись, это:

— Ацтань, шайтан бесстыжий.

Зайдя домой, глянув в зеркало, весьма я была изумлена, оно показывало иное, чем утром, глаза как-то другие, румянец прям, и над поясом штанов ниче не нависает, и вроде ниче так-то, что я вижу.

Блин, ну как тут смиряться и стареть? Не дают же!