Мишку мы знали с самого детства – он всегда был душой компании, и его все любили. Мой муж Эдик не знал, но пока он уезжал в летний лагерь в девятом классе, мы с Мишкой пытались встречаться месяца два. Но его никогда не хватало надолго, все знали, что Мишка – бабник, а я уже давно посматривала в сторону Эдика, так что осенью, когда я пошла в десятый класс, а Эдик и Мишка в колледж, я все же остановилась на более надежном варианте.
Годы шли, девушки у Мишки менялись, а мы с Эдиком так и шагали по жизни вместе, и поженились, когда я училась на третьем курсе. Мы все смеялись, что, если Мишка на ком и женится, так это на Наталье Орейро – ее постер висел у него в комнате, и ничуть не смущаясь наших насмешек, он называл ее своей королевой.
Сначала на Соню никто и не обратил внимания – мы ко всем его девушкам были приветливы, но особо не сближались, а то как потом в глаза смотреть, когда он параллельно загуляет с новой. Но когда они пришли с традиционными подарками к нашему первому сыну, Соня вдруг сказала:
— Ой, какой он хорошенький! Миша, ты как хочешь, а я готова забеременеть в первую брачную ночь, так хочется такого же карапуза!
Мы все переглянулись – ну что за наивная девушка! А Мишка вдруг прокашлялся и заявил:
— А мы с Соней заявление подали. Так что имейте в виду, двадцать первого сентября всех вас ждем. Приглашения будут, этим всем мама занимается.
От такой новости все потеряли дар речи. Первым пришел в себя Эдик.
— Поздравляю, друган, отлично!
Потом мы весь вечер обсуждали с мужем, чем закончится эта история. Он подозревал, что Соня уже беременна, отсюда и поспешная свадьба, но бегать по бабам это Мишке не помешает, а я уверяла его, что никакой свадьбы не будет – Мишка ни за что не женится на такой серой мыши!
Но мы оба ошибались. Свадьба состоялась, и когда невеста сказала “да”, у Мишки покраснели глаза, словно он не верил своему счастью. Живот Сони был абсолютно плоский и оставался таким еще долго – забеременеть у нее получилось только через два года, какие-то проблемы по-женски. Но самое главное не это. Мишку словно подменили – он больше не засматривался на симпатичных девушек, не сидел в социальных сетях, лайкая всех подряд, и даже выбросил свой постер с Натальей Орейро!
Честно говоря, я испытывала к этой Соне нечто вроде неприязни. Я не понимала, что такого нашел в ней Мишка, чего не было во всех других его девушках, в том числе и во мне. К тому же он изменился: раньше стоило только позвать его в гости или предложить выезд на дачу, как он сразу же соглашался, еще даже недослушав, а теперь мы видели его реже и реже: у них была своя жизнь, отдельная от нас всех. Особенно расстраивался Эдик – они дружили с первого класса, и, хотя в нашей компании были еще ребята, ни с кем из них он так не дружил, как с Мишкой. А у того появились новые приятели – двоюродный брат Сони по имени Андрей, и еще какой-то Гоша, напарник на работе.
Сейчас я думаю, что, если бы Мишка продолжал дружить с Эдиком, все могло быть иначе. Это случилось на пятнадцатом году нашей совместной жизни, когда старшему сыну было двенадцать, а младшему семь. Я тогда вся была погружена в школьные дела – мальчики доставляли мне немало хлопот, непонятно в кого они пошли, к тому же уже два года мать сильно болела, и я моталась к ней на другой конец города, а мой начальник знать ничего не хотел и требовал, чтобы я все отчеты сдавала в срок. На Эдика меня просто не хватало, и он, к тому времени окончательно заброшенный Мишкой, сошелся с молодыми коллегами. Ну а где молодые коллеги, там бары, вечерние посиделки и ничем не обремененные девушки. На измене я поймала его банально – вернулась от мамы раньше обычного, и застала его с этой фифой. В нашей с ним квартире.
Я не знаю, почему я позвонила Мишке. Они же вроде и не дружили почти уже. Но мне казалось, что, если кто-то и сможет спасти наш брак, так это он.
Мишка примчался сразу. Правда, не один, а с этой своей Соней. С возрастом она располнела, но, словно не замечая этого, продолжала носить кокетливые розовые платьица.
— Девочки, вы тут поболтайте, а мы пойдем проветримся, – заявил Мишка и подмигнул мне – дескать, ничего не бойся, все будет хорошо.
Оставаться наедине с Соней мне совсем не хотелось. Мы виделись в основном на праздниках – наших днях рождениях и днях рождениях детей, когда тема разговора могла вращаться вокруг этих праздничных тем, а о чем мне говорить с ней сейчас?
Но Соня меня удивила. Она была так внимательна, и так тепло со мной разговаривала, словно я была ее сестрой или близкой подругой. Она ругала Эдика, ругала эту молодую бездушную девушку, говорила, что я в сто крат лучше и что все это просто случайная ошибка.
— Кризис среднего возраста, ты же знаешь их, мужиков. Но это не значит, что нужно отдать хорошего отца и мужа этой желторотой попрошайке – нечего, а то придет на все готовое! Ты не для этого столько лет в ваш брак вкладывалась! Не переживай, ты же знаешь, они все такие, он еще прощения будет на коленях просить!
Я вдруг подумала, что нам ничего не известно об их жизни, а, зная Мишку, можно подозревать многое.
— Что, Миша тоже? – осторожно спросила я.
Соня на мой вопрос звонко рассмеялась.
— Миша? Да ни за что! Он же такой однолюб…
От этого ее заявления я чуть не поперхнулась. Однолюб? Миша? Но Соня, похоже, говорила очень даже серьезно, и я решила ее не разубеждать.
В общем, Соня мне тогда сильно помогла. Не только в тот вечер, о и потом. Она вытаскивала меня с собой на прогулки, заставляя краситься и наряжаться так, чтобы Эдик думал, будто я иду на свидание, забирала на все выходные наших мальчишек, говоря, что ее сорванцу будет компания, убеждала меня, что Эдика надо простить.
Мишка тоже мне об этом сказал – в тот вечер, когда они вернулись изрядно поддатые, он отозвал меня в сторону и произнес:
— Ничего там серьезного нет, забудь о ней. Он при мне ей позвонил и сказал, что все кончено.
Я поблагодарила Мишу, а он вдруг улыбнулся и сказал:
— А я ведь всегда немного ему завидовал! Смирился с тем, что ты выбрала его, а не меня, но все же…
Это его признание придало мне уверенности – я вновь почувствовала себя молодой и красивой. И через три недели простила Эдика.
После того случая мы с Соней продолжили общаться время от времени, и я стала считать ее своей подругой. Я была очень ей благодарна, поэтому так сложно решить, насколько я была права, поступив с ней так в дальнейшем.
Это случилось в день рождения Миши, ему тогда исполнялось сорок лет, и он не хотел праздновать, он вообще верил во все эти приметы и предрассудки. Мы сказали, что праздновать не будем, просто пожарим шашлыки на даче, даже пригласили его к себе, чтобы это не выглядело так, будто он все же празднует.
Людей было немного, к тому времени многие разъехались, от прежней компании остались только мы, Мишка, еще одна семейная пара и Алиса, младшая сестра одного из друзей. Еще приехали Андрей и Гоша, те самые приятели Мишки, не было только его самого и Сони. Шашлык уже аппетитно потрескивал на решетке, а они все не приехали. Я набрала Сонин номер, без раздражения или беспокойства, они вечно опаздывали, просто хотела уточнить, когда они будут.
Трубку Соня взяла после пятого гудка. Ее голос был странным, словно она только что вышла из кабинета стоматолога.
— Ну, вы где? – весело поинтересовалась я.
— Я… Мы…
Соня никак не могла собраться и произнести то, что собиралась, и я разозлилась – чего она мямлит?
— Миша умер, – наконец, сказала, она. – Он просто упал, я не понимаю, что случилось. Тут врачи, и они говорят, что он умер.
Это был ужасный момент. Мы все не знали, что делать. В итоге Эдик, Андрей и Гоша поехали к Соне. Я тоже хотела, но они решили, что и так там будет много народа, сначала нужно все выяснить, я могу поехать и позже. Я и правда поехала к ней на следующий день, и мы вместе плакали до тех пор, пока слез совсем не осталось. И все эти дни я старалась поддерживать ее, отчасти ради Мишки, потому что он был нашим лучшим другом, отчасти и из-за нее самой, ведь она, по сути, спасла мой брак. Ей все помогали – брат Андрей, Гоша, приятель Мишки, да и Эдик взял на себя многое, связанное с похоронами. Правда, когда Эдик предложил ей помощь с организацией поминок на сорок дней, она отказалась – сказала, что все нормально, она сама справится, да и Гоша готов помочь. Эдик немного обиделся, но вида не подал.
После сорока дней мы часто с ней созванивались, но почти не виделись – я получила повышение и была вынуждена все вечера, а иногда и выходные проводить на работе, еще и младший сын получил компрессионный перелом. К тому же Соня казалась такой спокойной, говорила о Мише с грустью, но как бы уже смирившись, что его больше нет.
Я сама ничего бы не заметила, это Эдик усмотрел. Когда мы вернулись домой от Сони, заехав к ней на полгода, чтобы помянуть Мишу, он хмуро спросил:
— Она что, живет с этим хмырем?
Сначала я его не поняла, но потом вспомнила – Гоша и правда вел себя так, словно был в этом доме хозяином.
— Да нет, что ты, такого просто не может быть! – рассмеялась я.
Но эта мысль засела в моей голове и никак не давала мне покоя. Через несколько дней я решилась и задала Соне вопрос.
— Как хорошо, что ты спросила! – обрадовалась она. – Я не знала, как вам сказать, боялась, что вы будете меня осуждать. Он так мне помог, ты не представляешь! И он очень хороший. Не думай, у нас с ним никогда ничего не было. Ну, при Мише. Ты же не сердишься на меня, да?
Что я могла сказать? Конечно, я заверила ее, что не сержусь, и что это вообще не мое дело, главное, чтобы она была счастлива. Но на самом деле во мне клокотала такая ярость, что я бросила телефон на стол, и экран его треснул. Я не могла понять – как можно променять Мишку на этого Гошу, он же даже в подметки ему не годится! Да и вообще, прошло всего полгода, а они прожили вместе почти двадцать лет!
Мы обсуждали это с Эдиком, и он поддерживал меня, сказал, что вообще не будет с ней больше общаться, только с крестником, благо, что мальчику уже почти пятнадцать, и не нужно с ней обговаривать встречи. Я не была настроена так категорично, мне было любопытно узнать подробности, а еще я надеялась, что это все временно, просто как способ преодолеть горе. Я общалась с ней еще около полугода, точно ездила с ней на Мишину могилу на год, Эдик с нами не поехал, потому что там был Гоша. Но когда она сообщила мне, что ждет ребенка, я поздравила ее и перестала ей звонить. Перед моими глазами так и стоял Мишка, его добрая улыбка, влюбленный взгляд, которым он смотрел на Соню всегда, даже спустя пять, десять, пятнадцать лет… Когда она прислала мне фотографию маленькой девочки, завернутой в розовую пеленку, я долго ее рассматривала, а потом удалила Сонин номер телефона и больше никогда ей не звонила. Жалею ли я об этом? Нет. Жалею только о том, что ни одного из наших сыновей мы не назвали Мишкой…
Другие мои рассказы:
Юлька
Сороковой день
Современная золушка