«Милочка, ну разве можно носить такую короткую юбку в офис?» — с надменной ухмылкой спросила Валентина Егоровна

С первой секунды нашего знакомства мне не понравилась Валентина Егоровна – сухая, надменная, с нарисованными дугами бровей и дурацким бантом на шее, словно у кота Леопольда. И говорила она наподобие этого мультипликационного героя, приторно и дружелюбно, но при этом такие фразы, что я чуть не лопалась от возмущения.

— Милочка, ну разве можно носить такую короткую юбку в офис, тем более с вашими-то формами. Давайте я вам дам телефон моей портнихи, она сошьет вам новую, никто и не догадается, что там под ней скрывается.

Ну и все в таком роде.

Но больше всего она мне не нравилась из-за Гены.

Гена – это наш новый сисадмин, которого и привела эта старая карга. Точнее, сначала мы этого не знали – просто увидели, что появился Гена, молодой и симпатичный, с печальными карими глазами и в футболке с самураями.

Мы сразу в него влюбились – я, Любочка и Светка, все свободные девчонки из нашего отдела. Но больше всего я, потому что у Светки и так ухажеров хватало, и для Любочки он был низковат – у нее рост метр восемьдесят, ей бы в модели идти, а не у нас в отделе закупок сидеть, но Любочка была апатична и безропотна: куда мама ее направила, туда она и пошла.

Мы все не раз пытались разговорить таинственного Гену, но он всегда был немногословен, решал наши выдуманные проблемы с компьютером в один миг и на предложение попить с нами чаю вежливо отказывался. А потом мы увидели в столовой, что он сидит с этой занозой, Валентиной Егоровной. И они там мило чирикают, словно два голубка. Света так и подумала:

— Слушайте, а, может, они это, того? Все время вместе обедают, а вчера я вообще видела, как он после работы ее под ручку ведет.

— Да ну, — протянула Любочка. – Ей сколько лет? Пятьдесят, наверное, или больше. А он наш сверстник, я у кадровички спросила, двадцать шесть ему всего.

— Всякое бывает, — глубокомысленно протянула Светка.

А я ничего не сказала. Но Валентину Егоровну невзлюбила еще больше. А она, как почувствовала – стала еще сильнее ко мне придираться. То начальнику нажаловалась, что я сроки по тендеру не соблюла, то прокопалась к моей прическе – дескать, я волосы по всему офису разбрасываю, а это негигиенично, и лучше бы я собрала их в аккуратный пучок или даже в косу. Нет, вы слышали – в косу! Еще вокруг головы ее обернуть и вперед…

В общем, отношения у нас совсем разладились. С Геной же иногда получалось перекинуться парой слов, и мне показалось, что дело сдвинулось с мертвой точки: однажды он даже фильм мне посоветовал посмотреть, который в кинотеатре вышел, и я надеялась, что он меня пригласит, но он не пригласил, и тогда я сама купила два билета, три дня собиралась с духом, чтобы его позвать, но так и не решилась. В итоге пошла одна, а ему потом сказала свои впечатления.

Кино я не особо любила, только если по телевизору что-то вместе с мамой посмотреть. А вот дедушка в детстве часто водил меня в кинотеатр, и с ним мне нравилось смотреть фильмы, потому что потом он всегда рассказывал какие-нибудь занимательные истории по теме. Он придерживался принципа домино — если происходит какое-то изменение, оно неизбежно ведет к цепи других, и всегда в фильмах это видел.

Дедушка умер три года назад, сразу после первого сентября – так хотел проводить правнука в школу, что прожил на четыре месяца дольше, чем прогнозировали врачи.

Как-то так получилось, что в родительский день на кладбище ездили родители, на день рождения дедушки брат с семьей, а в годовщину его смерти я. Для этого мне приходилось отпрашиваться с работы, и хорошо, что моей начальницей была не Валентина Егоровна – стоило мне опоздать хотя бы на пятнадцать минут, она сразу громко сообщала, что, вообще-то, следует вести учет рабочего времени и премии выдавать соответственно отработанному.

В тот год день выдался дождливым до невозможности: лило с утра, словно кто-то забыл выключить кран с водой. Но делать нечего – надо ехать, раз уж отпросилась. Я взяла зонт, сумку с инструментами, цветы и поехала на автобусе.

Только автобус закрыл двери и нырнул за поворот, оставив меня на остановке, как я поняла, что оставила зонт там — прислонила его к стеночке, чтобы вода стекала, да и забыла.

Злая на себя, на дождь и даже на автобус, я поплелась к кладбищу. Через пять минут я уже так намокла, что мне было все равно, так что дальше дело пошло веселее – я убрала мусор и засохшие цветы, вырвала сорняки, ну и так далее. К тому времени дождь закончился, и небо немного просветлело, так что обратно я пошла под жидким сентябрьским солнцем.

И тут я увидела Валентину Егоровну. Она стояла у оградки, как обычно, прямая и строгая, а на шее бант. Единственное, что отличало ее от привычной Валентины Егоровны, это то, что по ее лицу текли слезы. Она, похоже, этого не замечала, по крайней мере, ничего не делала с теми ручьями, которые текли по ее щекам. Или думала, что это все еще дождь.

Я хотела тихонько прошмыгнуть мимо, но тут она меня увидела.

— Краснобаева? А ты что здесь делаешь?

Я испугалась, что она сейчас опять начнет про учет рабочего времени, и тихо проблеяла:

— У дедушки годовщина сегодня… Я отпросилась!

Она кивнула, словно так она и думала, а я невольно скосила глаза, чтобы посмотреть, к кому она пришла. С фотографии на памятнике улыбался круглолицый парень, чем-то отдаленно похожий на Валентину Егоровну. Судя по дате, это был кто-то сильно моложе ее, и я испугалась – неужели сын?

Поймав мой взгляд, она сказала:

— Сынок мой. Тоже сегодня годовщина…

В горле застряли слова сожаления – я не знала, что на это сказать. Но она, похоже, ничего и не ждала. Наскоро попрощавшись, я прошмыгнула мимо, впервые в жизни испытывая по отношению к Валентине Егоровне что-то помимо страха или ненависти.

На другой день я рассказала все девчонкам. Любочка ахнула, а Светка воскликнула:

— А вы что, не в курсе? Ой, это такая история, мне ее кадровичка рассказала! Он пожарный был, погиб при тушении, представляете? Она, конечно, та еще грымза, но все равно ее жалко. А он герой, ребенка спас. Выкинул его из окна на полотно, а сам не успел – балкой его пришибло.

Мы все замолчали. Любочка шмыгала носом, а я ежилась, как от холода. Было и правда холодно – с утра шел дождь, а зонтик-то свой я в автобусе забыла, и вся промокла.

Дождь не прекращался весь день, и выйдя из здания после работы, я с грустью посмотрела на хмурое небо. Но, делать нечего, пришлось идти.

Острые капли дождя падали за воротник, врезались в лицо. На своих шпильках я еле ковыляла, стараясь не наступать в лужи, и когда дождь внезапно прекратился, удивленно посмотрела наверх.

Сверху было черный купол и рука. А рядом с рукой Гена.

— Ты чего без зонтика? – спросил он.

— Забыла, — сказала я чужим голосом, так разволновалась, что пищала словно мышь.

— Ну давай я тебя провожу. Тебе на какую остановку?

— Да я пешком хожу, тут два квартала всего…

Вот так и получилось, что мы с Геной впервые по-настоящему поговорили. То ли общий зонт нас сблизил, то ли дождь, но он внезапно стал разговорчивым, не как раньше. Я вспомнила дедушку и его принцип домино — если бы я не забыла вчера зонт…

Гена не сразу ушел, как мы пришли к моему дому, а еще минут пять стоял со мной. И я бы пригласила его зайти, но дома мама, да и как-то неловко…Я страшно боялась, что завтра он сделает вид, будто ничего и не было, опять станет молчуном и букой. Но этого не случилось: на следующий день он встретил меня на крыльце и предложил проводить, ему, дескать, по пути, в канцелярский магазин нужно зайти, нотную тетрадь купить для сестры. И мы опять шли вместе, хоть и не под зонтом, и весело болтали.

С тех пор иногда он провожал меня, но дальше дело не заходило – он все так же обедал с Валентиной Егоровной, а в рабочее время ни с кем не болтал.

— А ты возьми и пригласи его куда-нибудь, — предложила Светка. – Например, в кино. Бывают такие мужики, рохли – все ждут, пока кто-то за них все сделает.

Я сначала сомневалась, помня о том, как в первый раз струсила, а потом подумала – почему нет? И купила два билета на пятничный вечер.

Конечно, нужно было пригласить заранее, но я опять стеснялась. А в пятницу тянуть было некуда, и я набралась смелости и подошла к нему:

— У меня есть два билета в кино, не хочешь сходить?

— А когда?

— Сегодня.

— Сегодня я не могу…

Ну, все понятно, подумала я, пятница вечер – это такое время, особенное. И чего я размечталась, что он со мной на свидание пойдет, у него, поди, давно назначено. В идею Светки про Валентину Егоровну я не верила, но что у него может быть девушка – это факт.

Я развернулась и пошла прочь, а он вдруг крикнул в спину:

— Погоди! А не хочешь со мной на концерт?

— На концерт?

— Ну да. У меня сестренка сегодня выступает, я обещал быть.

Улыбка сама собой растянулась на моем лице.

— Конечно, хочу!

После работы мы вместе сели в автобус и поехали в музыкальную школу. Гена представил меня родителям, которые переглянулись и заулыбались, а он смутился, да и я тоже. Сели мы отдельно – место рядом с ними было только одно, они же не знали, что он меня приведет.

Дети выходили по очереди на сцену и играли – кто на флейте, кто на пианино, кто на трубе. Когда вышла девочка лет двенадцати со скрипкой, он наклонился и прошептал на ухо:

— Это Яна.

Девочка была какая-то странная, но я никак не могла понять, что в ней не так. Лицо словно расплывалось в дымке и казалось немного неправильным. Но когда она заиграла, я забыла обо всем на свете – это было словно весеннее утро, наполняющее душу свежестью и радостным предчувствием. Я слушала затаив дыхание, да и другие тоже.

Когда Яна закончила играть, зал взорвался аплодисментами. Кто-то неподалеку шмыгнул носом, я повернулась и увидела Валентину Егоровну. Все же родственница?

После концерта я, Гена и его родители пошли встречать Яну. Папа нес цветы – букет белых розочек. Яна выбежала счастливая, подскакивая на ходу.

— Ну, как я сыграла?

— Великолепно! – заверили ее родители.

И тут я ее рассмотрела – лицо Яны было покрыто шрамами, стягивающими кожу в разных направлениях, отчего лицо искажалось словно в гримасе. Такими же шрамами были покрыты ее тонкие руки. Гена поймал мой взгляд и сжал руку – потом объясню. Но я и так уже все поняла.

Я обернулась, попыталась найти Валентину Егоровну, мне не давала покоя мысль – она, что же, общается с семьей, из-за которой погиб ее сын? Как это возможно?

Ее нигде не было, и я решила, что расспрошу об этом Гену.

Но расспрашивать не пришлось – он сам мне все рассказал. Как его сестра поехала к бабушке, как та забыла выключить конфорку, как начался пожар, а все спали, как бабушка выскочила спросонья, забыв, что у нее ночует внучка… Как Валентина Егоровна сама нашла их после пожара – узнала, что Яне требуется дорогостоящая операция, как помогла со сбором денег, как вообще стала другом их семьи…

— Но разве такое бывает? – спросила, не выдержав я. – Тем более она… Она же такая злая!

— Злая? – удивился Гена. – Нет, ты что, она добрая. Строгая – да. Но не злая.

Еще он мне рассказал, что они копят деньги на операцию Яне, теперь косметическую – чтобы на лице убрать эти шрамы. Но Яна не комплексует, главное, что жива и может играть.

На следующий день я достала из шкафа юбку, которую купила мне мама – она закрывала колени, и от этого казалась мне старушечьей. Потом я собрала волосы, не в косу, конечно, но в пучок. И когда Валентина Егоровна одобрительно заметила: «Вот, теперь как человек, хотя бы, выглядишь, еще бы работать нормально научилась – цены бы тебе не было!», я совсем не обиделась. Никто и никогда в жизни не вызывал у меня такого удивления, как эта странная женщина.

Источник