«Я устала быть марионеткой!» — выкрикнула Марина, разрывая путающие оковы контроля свекрови и собственных сомнений

— Я устала быть марионеткой! Устала бояться каждого шага! Устала притворяться идеальной невесткой!

Дима отшатывается, словно я его ударила.

— Ты это о чём? Какой марионеткой? У тебя есть всё…

— Всё, кроме свободы! — кричу я. — Твоя мать контролирует каждый мой вздох! Я не могу работать, не могу видеться с братом, не могу даже решить, когда мне заводить детей!

— Прекрати истерику! — Дима хватает меня за плечи. — Ты ведёшь себя как избалованная девчонка! Мама столько для нас делает… После свадьбы

Я стою у окна нашей новой квартиры, рассеянно перебирая тонкий тюль. Солнце медленно клонится к закату, окрашивая незнакомый город в оранжевые тона.

Странно, три месяца уже живу здесь, а всё никак не могу привыкнуть. Каждое утро просыпаюсь и несколько секунд не могу понять, где я.

Пальцы машинально тянутся к экрану телефона – проверить рабочую почту. Но нет, нельзя. Свекровь может заметить.

— Ты опять в своих фантазиях витаешь? — раздаётся за спиной знакомый властный голос, от которого у меня мурашки по коже.

Медленно оборачиваюсь. Елена Петровна восседает в кресле, словно на троне.

Безупречный костюм песочного цвета, идеальная укладка, маникюр… Она постукивает длинными ногтями по подлокотнику, и этот звук действует мне на нервы.

— Простите, задумалась немного, — выдавливаю из себя улыбку, чувствуя, как пересыхает во рту.

— О работе своей, небось? — её голос становится жёстче, и я физически ощущаю, как между нами растёт напряжение. — Выкинь эти глупости из головы. Ты теперь замужняя женщина, твоё место – дома, с семьёй. Какие там офисы? Что люди скажут?

Я закусываю губу, чтобы не ответить резко. Боже, как же достали эти «что люди скажут». Будто мы в девятнадцатом веке живём.

— Мам, мы же говорили об этом, — голос мужа звучит для меня спасительной музыкой. Дима входит в комнату, и я благодарно ловлю его взгляд. — Марина – талантливый дизайнер…

— Дима! — Елена Петровна повышает голос, и я вижу, как муж невольно вздрагивает. — Не смей перебивать мать! Я прожила жизнь и знаю, что говорю. Вот мне пришлось работать, потому что твой отец рано ушёл. А у Марины есть ты – обеспеченный мужчина. Зачем ей эта беготня по офисам?

Чувствую, как к горлу подкатывает ком. Сколько можно? Каждый день одно и то же. Как заезженная пластинка.

— Елена Петровна, — собираю всю свою смелость, — но я действительно люблю свою профессию. Это не просто работа…

— Любовь к семье должна быть превыше всего! — она обрывает меня властным жестом. — Дима, объясни наконец своей жене правила приличного общества. А то я смотрю, она совсем не понимает, куда попала.

Вечером, когда свекровь наконец уходит, мы остаёмся с Димой вдвоём. Он обнимает меня, и я утыкаюсь носом в его плечо, вдыхая родной запах.

— Маринка, потерпи немножко, — шепчет он мне в макушку. — Мама правда хочет как лучше. Она просто… ну, такая. Сильная женщина.

— Дим, — у меня дрожит голос, — я больше не могу. Она контролирует каждый мой шаг. Даже с Лёшкой запрещает общаться. Он же мой брат, понимаешь?

— Ох уж этот твой брат, — Дима слегка отстраняется, и я вижу, как меняется его лицо. — Мама считает…

— Что он неудачник? — горько усмехаюсь я. — Только потому, что не согласился работать в её компании? Лёшка – гениальный программист, у него свой путь.

— Давай не будем сейчас об этом, — Дима целует меня в висок, но я чувствую его напряжение. — Всё наладится, вот увидишь.

Молчу. Что тут скажешь? В последнее время я всё чаще ловлю себя на мысли, что превращаюсь в безвольную куклу на витрине магазина.

Вроде всё есть – шикарная квартира в центре, муж-красавец, достаток… А дышать нечем.

Телефон в кармане домашних брюк тихонько вибрирует. Украдкой достаю – сообщение от Лёшки:

«Систер, как ты там? Загибаешься небось в своём золотом дворце? Может, махну к тебе на выходных?»

Перечитываю несколько раз, глотая подступающие слёзы. Как же я скучаю по нашим посиделкам на кухне, по его дурацким шуткам, по нашим спорам о дизайне и программировании…

— Опять брат пишет? — Дима заглядывает через плечо, и я торопливо убираю телефон.

— Да так, ерунда…

— Марин, — муж тяжело вздыхает, — давай договоримся – никаких тайн, ладно? Мама всё равно узнает, ты же понимаешь. У неё везде свои люди.

От этих слов меня передёргивает. Везде свои люди… Как в шпионском фильме, честное слово.

— То есть теперь мне и с родным братом общаться нельзя? — мой голос предательски дрожит.

— Можно, конечно… — Дима запускает пальцы в волосы – знакомый жест, когда он нервничает. — Просто давай без этих встреч. Мама считает…

— А ты? — резко поворачиваюсь к нему. — Ты сам что считаешь, Дим? У тебя есть своё мнение или только мамино?

Вижу, как он бледнеет. Прямо физически ощущаю, как между нами растёт стена – тонкая, прозрачная, но от этого не менее реальная.

— Я считаю, что нам нужно беречь семью, — наконец произносит он. — Мама много пережила, она одна меня вырастила. И если она говорит…

— Ясно, — обрываю его. — Всё предельно ясно.

Отворачиваюсь к окну. За стеклом мигают огни чужого города, в котором я чувствую себя всё более одинокой.

Достаю телефон, смотрю на сообщение брата и пишу ответ:

«Лёш, прости. Не получится. Может, позже…»

Дима подходит, обнимает и шепчет:

— Ну вот и правильно. Мама будет довольна.

А я стою и думаю – когда же это случилось? Когда я превратилась в безвольную тень, которая боится лишний раз вздохнуть без разрешения свекрови?

Не желаю рожать

Позвонили в дверь. Характерный звонок – три коротких, один длинный. Елена Петровна. У меня внутри всё сжимается.

— Димочка! Мариночка! — свекровь влетает в квартиру, словно ураган. — Я тут подумала – негоже вам самим ужин готовить. Я пельмешек домашних принесла.

От запаха свежих пельменей начинает подташнивать. Господи, как же я устала от этой показной заботы.

— Спасибо, мам, — Дима радостно подхватывает объёмный контейнер. — Марина как раз собиралась готовить, но твои пельмени…

— Вот-вот, — перебивает Елена Петровна, критически оглядывая кухню. — Я смотрю, у вас тут не особо-то и готовится. Марина, детка, ты бы училась потихоньку. Вон, посмотри, как я всё делаю…

Киваю механически. Внутри всё кипит, но я давно поняла – спорить бесполезно. Только хуже будет.

— А это что такое? — свекровь замечает на столе мой альбом с эскизами. — Опять своими картинками балуешься?

— Это просто наброски, — пытаюсь забрать альбом, но она уже листает страницы цепкими пальцами.

— Ну когда же ты повзрослеешь? Какие картинки? Какой дизайн? Вот смотри – я в твоём возрасте уже целую компанию построила. А ты…

— Мама! — Дима пытается вмешаться, но она отмахивается:

— Молчи, сынок. Я с твоей женой разговариваю. Пора бы уже понять – твоё призвание не в этих бумажках. Вот родишь ребёночка…

— Я не хочу пока детей, — слова вырываются сами собой.

В комнате повисает мёртвая тишина. Елена Петровна медленно опускает альбом:

— Что ты сказала?

— Я… мы с Димой пока не планируем детей, — у меня дрожит голос, но я продолжаю. — Хотим сначала встать на ноги, определиться…

— Дмитрий! — голос свекрови взлетает до ультразвука. — Это правда? Ты позволяешь своей жене так рассуждать?

Смотрю на мужа. Он бледнеет, краснеет, потом бормочет:

— Мам, ну мы правда думали подождать немного…

— Вот значит как, — Елена Петровна выпрямляется во весь рост. — Это всё твой братец тебе таких глупостей навтыкал в голову? Эмансипация, карьера, свобода? Да что вы понимаете в жизни!

Она резко захлопывает мой альбом.

— Значит так. Завтра же записываешься к моему гинекологу. Хватит этих глупостей. Пора взрослеть и думать о настоящих ценностях.

Я стою, вцепившись в край стола. В глазах темнеет от бессилия и злости. А она продолжает.

— И чтоб никаких больше разговоров с братцем твоим. Он тебе голову морочит. Дима, проследи!

Просьба брата

Когда за свекровью наконец закрывается дверь, я обессиленно опускаюсь на стул. В голове крутится только одна мысль: «Как дальше жить?»

— Марин, — Дима присаживается рядом, — ну чего ты завелась? Мама же права – нам действительно пора о детях подумать.

— А ты сам хочешь детей? — поворачиваюсь к нему. — Прямо сейчас? Или это тоже мамино решение?

— При чём тут… — он запинается. — Слушай, давай без этих подколок. Мама желает нам добра.

Встаю, подхожу к окну. За стеклом моросит мелкий дождь, размывая огни вечернего города.

— Помнишь, — говорю тихо, — когда мы только познакомились, ты говорил, что восхищаешься моим творчеством? Что я талантливая? Где тот Дима?

— Я и сейчас так считаю, — он подходит ближе. — Просто… понимаешь… Есть определённые правила. Традиции. Мама…

— Мама, мама, мама! — я резко разворачиваюсь. — Дим, ты можешь хоть одно решение принять без оглядки на маму?

В этот момент снова звонит телефон. На экране высвечивается «Лёшка». Дима хмурится.

— Не бери трубку.

— Это мой брат, Дим.

— Мы же договорились…

Сбрасываю звонок, но тут же приходит сообщение: «Систер, срочно нужна твоя помощь. Проект горит. Можешь глянуть макеты?»

— Что там? — Дима заглядывает в телефон. — Опять его проекты? Сколько можно? Мама права – он просто использует тебя.

— Использует? — я чувствую, как внутри поднимается волна гнева. — Мой брат – единственный, кто верит в меня! Кто видит во мне личность, а не приложение к фамилии Соколов!

— Да что ты несёшь? — Дима повышает голос. — Какое приложение? Ты моя жена! У тебя есть всё…

— Всё, кроме права быть собой, — шепчу я.

Телефон снова вибрирует. Лёшка не сдаётся: «Сестрёнка, это правда важно. Завтра презентация перед инвесторами. Нужен твой профессиональный взгляд.»

— Марина, — голос мужа становится жёстким, — если ты сейчас ответишь ему, мама узнает. Ты же понимаешь, чем это закончится?

Смотрю на него долгим взглядом. Передо мной стоит красивый, успешный мужчина – мой муж.

Но где тот Дима, в которого я влюбилась? Тот, кто восхищался моими работами, кто говорил о свободе творчества, кто обещал всегда быть на моей стороне?

Точка кипения

Медленно опускаю взгляд на телефон и пишу вынужденный ответ брату:

«Лёш, прости. Я не могу. Правда не могу.»

«Что случилось, систер? Ты какая-то странная последнее время. Может, встретимся? Поговорим?»

— Выключи телефон, — требует Дима. — Немедленно.

И тут что-то во мне ломается. Словно плотину прорвало.

— Нет.

— Что?

— Я сказала – нет! — мой голос звенит от напряжения. — Хватит! Я устала быть марионеткой! Устала бояться каждого шага! Устала притворяться идеальной невесткой!

Дима отшатывается, словно я его ударила.

— Ты это о чём? Какой марионеткой? У тебя есть всё…

— Всё, кроме свободы! — кричу я. — Твоя мать контролирует каждый мой вздох! Я не могу работать, не могу видеться с братом, не могу даже решить, когда мне заводить детей!

— Прекрати истерику! — Дима хватает меня за плечи. — Ты ведёшь себя как избалованная девчонка! Мама столько для нас делает…

— Для нас? — горько усмехаюсь. — Нет, Дим. Она делает это для себя. Чтобы контролировать. Чтобы всё было по её правилам.

В этот момент снова звонит домофон.

— Господи, опять она, — шепчу я. — Наверное, жучки в квартире поставила, раз так вовремя появляется.

— Не смей так говорить о маме! — Дима бледнеет от гнева. — Она…

— Знаешь что? — перебиваю его. — Открывай. Впускай свою маму. А я… я просто больше не могу.

Хватаю сумку, телефон. Руки трясутся, когда застёгиваю куртку.

— Ты куда? — Дима растерянно смотрит на меня. — Марина, прекрати! Мама сейчас придёт…

— Вот именно, — киваю. — Мама придёт. А я ухожу.

— Куда?!

— Не знаю, — честно отвечаю. — Куда угодно, где можно просто быть собой. Где не надо постоянно соответствовать чьим-то ожиданиям.

Дима мечется между дверью и мной.

— Марина, ты не можешь так поступить! Что люди скажут?

Что люди скажут?

— Люди скажут? — я горько усмехаюсь. — Вот оно. Всегда главное – что скажут люди. Что скажет мама. А что чувствую я – никому знать неинтересно.

Звонок становится настойчивее. Я быстро набираю сообщение Лёшке: «Братик, можно я к тебе приеду? Прямо сейчас?»

Ответ приходит мгновенно: «Конечно! Такси вызвать?»

— Марина, — Дима хватает меня за руку, — если ты сейчас уйдёшь… Это конец. Мама никогда не простит.

Смотрю ему в глаза – такие родные когда-то, а теперь чужие.

— А ты, Дим? Ты простишь? Или для тебя важнее мамино прощение?

Он молчит, и это молчание красноречивее любых слов. За дверью уже слышится голос Елены Петровны.

— Дима! Что случилось? Почему не открываешь?

— Прощай, — шепчу я и выскальзываю на пожарную лестницу.

Позади слышатся крики, звуки открывающейся двери, возмущённый голос свекрови.

Но я уже бегу вниз по ступенькам, перепрыгивая через две, словно возвращаюсь в детство, когда мы с Лёшкой носились наперегонки.

На улице моросит дождь. Достаю телефон – пятнадцать пропущенных от Димы, три сообщения от свекрови. Не читая, удаляю всё.

«Такси подъедет через 5 минут, — пишет Лёшка. — Держись, систер. Всё будет хорошо.»

Сажусь в машину, называю адрес. В зеркале заднего вида вижу, как из подъезда выбегает Дима, за ним – Елена Петровна. Но такси уже трогается с места.

— Всё в порядке, девушка? — участливо спрашивает водитель, глядя на мои слёзы.

— Да, — улыбаюсь сквозь слёзы. — Теперь всё будет в порядке.

Телефон снова вибрирует – Дима. Смотрю на экран несколько секунд, потом решительно нажимаю «заблокировать контакт».

Такси петляет по вечерним улицам. Дождь усиливается, размывая огни города в причудливые узоры.

Я прислоняюсь лбом к холодному стеклу, и впервые за долгое время чувствую, как легко дышать.

Телефон снова вибрирует – на этот раз от Лёшки: «Чайник поставил. Пирог разогрел. Жду.»

Улыбаюсь. В его маленькой квартире-студии нет дорогой мебели и модных картин. Зато там есть свобода. Возможность рисовать, творить, мечтать.

«Знаешь, — пишу ему, — я, кажется, наконец проснулась.»

«С добрым утром, систер! — отвечает он. — Добро пожаловать в реальную жизнь.»

Такси останавливается у знакомого дома. В окне пятого этажа горит тёплый свет. Расплачиваюсь и выхожу под дождь. Он уже не кажется холодным – скорее, очищающим.

Поднимаюсь по лестнице, стуча каблуками по старым ступеням. На площадке пятого этажа стоит Лёшка – встречает, как в детстве.

— Ну что, художница, — улыбается он, — готова начать новую жизнь?

Киваю и делаю шаг вперёд. В новую жизнь. В свободу.

Кое-что интересное для вас:

Источник